Адмирал распахнул дверь такси, и Чатски вылез наружу. Мне было позволено открыть дверцу самому, поскольку я сидел с другой стороны от мраморной лестницы. Я так и сделал и вышел из машины в самую гущу угодливых улыбок.
Чатски расплатился с водителем, и мы поднялись вслед за носильщиками по ступенькам отеля.
Холл гостиницы, выполненный, похоже, из того же самого мрамора, что и ступени, терялся в туманной дали. Нас заботливо провели к стойке мимо купы плюшевых кресел с бархатной бахромой, и лицо регистратора озарилось несказанной радостью.
— Senor Фрини! Как приятно снова вас видеть! — Он удивленно изогнул бровь. — Неужели приехали на фестиваль искусств?
Акцент у клерка был даже менее заметный, чем у многих жителей Майами. Чатски тоже явно обрадовался встрече и потянулся через стойку для рукопожатия.
— Как дела, Рохелио? Вот привез к вам новичка. — Он положил мне руку на плечо и подтолкнул вперед, как будто я застенчивый юнец, понуждаемый поцеловать бабушку. — Дэвид Марси, наша восходящая звезда! Какие проповеди читает!..
Рохелио почтительно потряс мне руку.
— Очень рад, senor Марси!
— Спасибо, — сказал я. — Хорошее у вас тут местечко.
Он опять легонько поклонился и принялся печатать что-то на компьютере.
— Надеюсь, вам у нас понравится. Если senor Фрини не против, я поселю вас на самом верху, поближе к завтраку.
— Отлично.
— Один номер или два?
— Пожалуй, хватит одного, Рохелио, — решил Чатски. — Придется экономить.
— Разумеется, — отозвался Рохелио, еще несколько раз тюкнул по клавишам и широким жестом выложил на стойку два ключа. — Пожалуйста!
Чатски сгреб ключи и подался вперед.
— Еще такое дело, Рохелио, — начал он, понизив голос. — Мы ждем друга из Канады… по имени Брэндон Вайсс. — Он пододвинул ключи к себе, а на стойке вместо них осталась купюра в двадцать долларов. — Хотим ему сюрприз устроить. В честь дня рождения.
Рохелио шевельнул рукой, и двадцатка исчезла как муха в пасти у ящерицы.
— Разумеется! Я сразу же вам сообщу, как он приедет!
Чатски сказал спасибо и кивком позвал меня за собой.
Я последовал за ним и носильщиком с нашими сумками в дальний конец холла, к лифтам, готовым умчать гостей на самый верх. Там уже стояли несколько человек, одетых по-курортному — изысканно-небрежно; они в ужасе вытаращились на наши миссионерские одеяния. Верный сценарию, я лишь благостно улыбнулся и промолчал, даже из книги «Откровение» не стал цитировать.
Двери лифта открылись, толпа влилась внутрь.
— Езжайте, сэр, я поднимусь к вам через две минуты! — произнес носильщик.
Мы с преподобным Фрини вошли в лифт. Двери закрылись. Я поймал еще несколько обеспокоенных взглядов, но все пассажиры молчали и я тоже, только гадал, почему мы поселились в одном номере. У меня соседей по комнате с колледжа не было. К тому же я точно знал, что Чатски храпит.
Двери снова открылись, и мы вышли из лифта. Я последовал за Чатски влево, мимо еще одной стойки и официанта со стеклянной сервировочной тележкой. Официант кивнул и протянул нам по высокому бокалу.
— Что это? — не понял я.
— Энергетический напиток по-кубински, вроде «Гаторейд», — объяснил Чатски. — Твое здоровье!
Он осушил свой бокал и поставил обратно на тележку; я последовал его примеру. Вкус у напитка был мягкий, сладковатый, немного мятный, в самом деле освежающий, как газировка в жаркий день. Чатски взял с тележки еще один бокал, я тоже.
— Салют!
Мы чокнулись и выпили. Отличная вещь! Я даже позволил себе насладиться напитком, ведь из-за утренней суеты не успел ничего поесть или выпить.
Двери лифта позади нас снова распахнулись, и вылез носильщик с нашим багажом.
— Ну вот! — воскликнул Чатски. — Пойдем посмотрим номер!
Он осушил еще бокал, я тоже, и мы последовали по коридору за носильщиком.
Примерно на полпути я почувствовал себя как-то странно, словно мои ноги вдруг одеревенели.
— Из чего у них эта штука? — спросил я у Чатски.
— В основном из рома. Ты что, раньше никогда не пил мохито?
— Нет… — пробурчал я.
Он коротко фыркнул.
— Привыкнешь! Ты же в Гаване!
Я поплелся за ним, а коридор отчего-то делался все длиннее и ярче. Мне вдруг стало удивительно легко… Каким-то образом я сумел добрести до номера и ввалился внутрь. Носильщик уложил наши сумки на специальную подставку и раздвинул шторы, впуская свет в просторную комнату, со вкусом обставленную в классическом стиле.
— Замечательно, — похвалил Чатски, и носильщик слегка поклонился. — Спасибо. Большое спасибо.
Чатски протянул ему руку с зажатой в пальцах десятидолларовой купюрой.
Носильщик взял деньги, заверил нас, что стоит только позвонить, как он сдвинет горы ради нашего малейшего каприза, и исчез за дверью. Я рухнул ничком на ближайшую к окну кровать, однако солнце так буйно и ярко билось в окно, что мне пришлось закрыть глаза. Нет, комната не закружилась и я не провалился в пьяный сон, просто было на редкость приятно полежать с закрытыми глазами…
— Десять баксов, — ворчал Чатски. — Месячная зарплата у большинства местных! А он — бац, и за пять минут… У него, наверное, и докторская степень по астрофизике имеется… Эй, парень, ты чего?
— Лучше всех… — пробормотал я. — Сейчас, только посплю две минуты…
Я проснулся. В номере было темно и тихо. Я пошарил на тумбочке у кровати, нащупал лампу и включил свет. При свете обнаружилось, что Чатски задернул в комнате шторы, а сам куда-то делся. Также возле лампы обнаружилась бутылка питьевой воды; я жадно схватил ее, сорвал крышку и с благодарностью заглотил едва ли не полбутылки разом.