— Уже дорешались! — выкрикнул Гус. Я в жизни не слышал, чтобы он так сердился. — Ты чего, Гарри, сам не знаешь, что ли?
— Нельзя творить самосуд, Гус.
— А может, и зря, черт побери!
Повисла пауза. Хлопнула дверца холодильника, со щелчком открыли банку пива.
— Слушай, Гарри, — наконец промолвил Гус. — Мы давно с тобой копы…
— Уж скоро двадцать лет.
— Неужели ты никогда не задумывался, что система попросту не работает? Что самые большие сволочи ухитряются избежать тюрьмы и снова выходят на улицы? А?
— Это не значит, что у нас есть право…
— А у кого тогда есть право, Гарри?! У кого, если не у нас?
Опять долгая пауза. Наконец Гарри заговорил — очень тихо, мне пришлось напряженно вслушиваться, чтобы разобрать слова.
— Ты не был во Вьетнаме. А я там понял, что некоторые убивают хладнокровно, а остальные так не могут. Большинство не могут… Это плохо.
— В смысле, ты со мной согласен, но сам не сможешь? Гарри, уж кто-кто, а Отто Вальдес полностью заслуживает…
— Ты что делаешь? — раздалось у меня над ухом шипение Деборы.
Я отпрыгнул так резко, что стукнулся лбом о стенку.
— Ничего.
— Хорошенькое место выбрал, чтобы ничего не делать, — заметила сестрица.
И поскольку отступать она не собиралась, я понял: пора назад, в наш мирок телезомби. Я успел услышать вполне достаточно, чтобы догадаться, о чем речь, и был прямо-таки очарован. Милый, замечательный дядюшка Гус хотел кого-то убить, к тому же с помощью Гарри. В голове у меня все смешалось от возбуждения, я лихорадочно искал способ убедить их взять меня с собой — помочь или хоть просто посмотреть. Что в этом плохого? Практически гражданский долг!
Но Гарри отказался помогать Гусу, и вскоре Гус ушел. Гарри вернулся к телевизору, ко мне и Дебс, и следующие полчаса пытался изобразить на лице радость.
Два дня спустя обнаружили тело дяди Гуса. Сначала его явно пытали, а потом изувечили и обезглавили.
Еще через три дня после этого Гарри обнаружил мое маленькое мемориальное кладбище домашних животных под кустами в нашем дворе. В следующие пару недель я то и дело ловил на себе его взгляд.
А через три недели после того, как дядя Гус встретил свою преждевременную кончину, мы с Гарри отправились в пеший поход, и несколькими простыми предложениями, начинающимися со слов: «Сынок, ты не такой, как все», Гарри изменил мою жизнь навсегда.
Его план. Его задумка для Декстера. Его превосходно разработанная, здравая и разумная «дорожная карта», с помощью которой я могу чудесным образом навсегда стать собой.
А теперь я оступился на Пути, сделал незначительный, но опасный крюк в сторону. И буквально видел, как отец качает головой и смотрит на меня ледяными голубыми глазами.
«Придется нам упечь тебя за решетку», — сказал бы мне теперь Гарри.
Чатски всхрапнул как-то особенно громко, и я очнулся. Храп был настолько оглушительный, что даже медсестра просунула в палату голову и, осмотрев гудящие механизмы, с подозрением на нас покосилась, как будто мы нарочно издавали непотребные звуки, чтобы создать помехи приборам.
Дебора чуть дернула ногой, едва заметно, словно в доказательство того, что все еще жива, и я вытащил себя из глубин памяти. Кто-то где-то был по-настоящему виновен в том, что вонзил нож в мою сестру. Остальное не важно. Кто-то же это сделал? Недоработочка с моей стороны; придется найти и аккуратно обстричь неопрятный, выбивающийся кончик.
Затем постучалась еще одна мыслишка. Я попытался отогнать ее, но мысль то и дело возвращалась, виляла хвостом и настойчиво ластилась. А когда я все же ее приласкал, показалась вполне разумной.
Я закрыл глаза и попытался вновь проиграть всю сцену нападения. Дверь распахивается… и больше уже не закрывается. Вот Дебора показывает свой значок, падает… Дверь по-прежнему открыта; я тем временем подбегаю к сестре… Выходит, внутри спокойно мог стоять кто-то еще и наблюдать. То есть где-то в городе есть еще какой-то человек, который запомнил, как я выгляжу. Второй, как и предположил детектив Коултер. Немного обидно признавать, что этот слюнявый идиот способен на здравую догадку; впрочем, Исаак Ньютон не отверг гравитацию лишь потому, что яблоко лишено интеллекта.
К счастью для моего самоуважения, я был на шаг впереди Коултера, поскольку мне, пожалуй, уже известно, как зовут этого гипотетического второго. Мы собирались расспросить некоего Брэндона Вайсса по поводу его угроз в адрес управления по туризму, но почему-то напоролись на Дончевича. Они могли жить вдвоем. Еще один коротенький поезд допыхтел до станции: Арабель, уборщица из ресторана «У Джо», заметила двух голубых туристов с камерами.
А я видел двух подходящих под описание пареньков в «Эльфийских садах», тоже с камерами, — они снимали толпу. И потом в управление по туризму прислали видеосъемку с места преступления. Начало неплохое, я даже порадовался: есть надежда, что к Кибер-Декстеру со временем вернутся все его мыслительные способности.
И как бы в подтверждение, мне пришла в голову мысль. Сделаем шаг вперед: допустим, наш гипотетический Вайсс отслеживал эту историю в новостях (что весьма вероятно) — следовательно, он знает, кто я такой, и скорее всего считает меня чрезвычайно достойным собеседником, строго в декстерском смысле этого слова. Или декстеринском? Пожалуй, это я напрасно: мысль получилась малоаппетитной и никак не способствовала добродушному расположению духа. Получается, мне придется либо успешно защититься, когда враг появится, либо поднять лапки. В любом случае на выходе — грязь, труп и широчайшая огласка, к тому же связанная с моей тайной личностью, Дневным Декстером, чего я по мере возможности хотел бы избежать.