— Слушай, — заявил Ноэль с сильным креольским акцентом, — я дам список всех уволенных за сколько? За два года?
— Два года — это хорошо, — согласился я. — Если их не слишком много.
Он пожал костлявыми плечами:
— Меньше дюжины. — Ухмыльнулся и добавил: — Гораздо больше народу сбегают от Джоанн сами!
— Давай печатай список, — поторопил я. — Потом проверим личные дела. Может, были жалобы необычные или угрозы.
— А еще, — сообщил он, — мы заказываем кое-что на сторону, другим фирмам, ясно? Иногда они проигрывают тендер — может, тоже бесятся со злости?
— Но ведь можно в следующем тендере участвовать, правильно?
Ноэль снова пожал плечами и едва не проткнул себе уши острыми косточками.
— Наверное… — пробормотал он.
— В общем, если речь не идет об отказе навсегда, если управление не объявляет им, что никогда больше не воспользуется их услугами, то сильно вряд ли.
— Тогда давай я буду смотреть уволенных, — согласился Ноэль и очень скоро распечатал список из неполного десятка имен с последними известными адресами проживания (всего девять человек, если говорить точно).
Едва застрекотал принтер, Дебора, стоявшая у окна, подскочила к нам и облокотилась на спинку моего стула.
— Что у вас? — нетерпеливо спросила она.
Я достал из принтера листок бумаги.
— Может, и ничего… Девять уволенных.
Она выхватила список у меня из рук и уставилась на имена как будто на тайную шифровку.
— Нужно проверить по личным делам, — объяснил я сестре. — Вдруг они угрожали кому-нибудь.
Дебора скрипнула зубами; ей явно не терпелось умчаться на улицу, по первому же адресу из списка, но она понимала, что сэкономит кучу времени, если мы сейчас рассортируем их по важности и поставим кого поинтересней в начало списка.
— Ладно, — нехотя согласилась она. — Только быстрее, поняли?
И мы заторопились пуще прежнего. Мне удалось отсеять двоих, «уволенных» после того, как Бюро иммиграции выслало их из страны. Но в начало списка попало лишь одно имя: Эрнандо Меца, сотрудник, который сделался буйным (да-да, в его личном деле именно так и было записано), после чего его пришлось насильно удалить из здания.
И знаете, что самое замечательное? Этот Эрнандо разрабатывал дизайн рекламных инсталляций в аэропортах и на круизных пристанях.
Инсталляций вроде тех, что мы увидели на пляже и в «Эльфийских садах».
Когда я рассказал об этом Деборе, сестра воскликнула:
— Черт возьми! Он самый! Прямо в цель!
Я тоже был согласен, что имеет смысл встретиться и поболтать с этим типом, но внутренний голос настойчиво шептал мне, что так просто ничего не бывает.
И тут уж как водится: если предчувствуешь неудачу, то скорее всего окажешься прав.
Эрнандо Меца проживал в приятном (но не слишком) районе «Кораллы», который в отличие от остального Майами практически не изменился за последние двадцать лет под защитой собственной обыденности. Домишко нашего клиента находился всего лишь в миле от района, где жила Дебора, — практически по соседству. К несчастью, это никак не поспособствовало проявлению соседских чувств ни у одного из них.
Все началось, как только Дебора постучала в его дверь. Моя сестра была взбудоражена (я сразу это понял по тому, как она покачивалась с носка на пятку) и явно рассчитывала, что напала на след. Потом дверь скрипнула и открылась внутрь дома, на Мецу; Дебора прекратила дергать ногой и пробормотала:
— Черт.
Себе под нос, разумеется, но вряд ли неразличимо.
Меца услышал и ответил ей:
— Сама дура! — И уставился на мою сестру с откровенной враждебностью, тем более удивительной, что он при этом сидел в инвалидном кресле с электроприводом и был явно не в состоянии управлять собственным телом, разве что некоторыми пальцами.
Одним пальцем он как раз ткнул в джойстик, закрепленный на ручке кресла, и выплюнул:
— Чего надо? Ты не из «Свидетелей Иеговы» — на вид слишком глупа. Значит, продаешь чего-нибудь? Ага, я бы новые лыжи прикупил.
Дебора кинула взгляд в мою сторону, но я лишь улыбнулся — у меня не нашлось для нее ни совета, ни догадки. Сестра почему-то разозлилась: нахмурилась, сжала губы в ниточку. Снова обернулась к Меце и вопросила замечательно поставленным «полицейским» голосом:
— Вы Эрнандо Меца?
— То, что от него осталось. А вы полицейские? Оштрафуете меня за то, что я катался без штанов по городу?
— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — сообщила Дебора. — Можно войти?
— Нет, — отозвался он.
Дебора уже занесла было ногу, даже подалась вперед, рассчитывая, что Меца, как все нормальные люди, впустит ее в дом. Потом вздрогнула, сделала шаг назад и переспросила:
— Прошу прощения?
— Неееееет, — протянул в ответ Меца, словно обращался к идиотам, не способным осмыслить концепцию отказа. — Неееет, войти нельзя.
И снова ткнул пальцем в свой пульт управления, отчего кресло угрожающе дернулось в нашу сторону.
Дебора резво отскочила.
— Ладно, — фыркнула она. — Тогда прямо здесь.
— О да! — подхватил Меца. — Давай прямо здесь! — И несколькими нажатиями кнопок на джойстике подергал свое кресло взад-вперед. — Да, да, да, моя крошка!
Подозреваемый умело перехватил инициативу; и чему этих копов только учат? Дебора невольно отступила, ошарашенная сексуальным домогательством из инвалидного кресла, а Меца погнался за ней на своей коляске, хрипло выкрикивая:
— Ну же, милочка, куда ты?!
Прошу прощения, если вам кажется, будто я испытываю какие-то эмоции, но иногда я и впрямь чувствую некий приступ сочувствия к Деборе — она ведь изо всех сил старается… В общем, пока Меца кружил вокруг, натравливая на Дебору шаткое кресло, я шагнул к нему за спину, нагнулся и отсоединил провод от аккумулятора. Движок умолк, кресло дернулось и застыло, и остался только звук бессильно нажимаемых кнопок да вдалеке завыла сирена.